Андреев парикмахер. Парикмахерское искусство и парикмахерские. Парикмахерское дело в России Допетровская эпоха

"Москва и москвичи - БУЛОЧНИКИ И ПАРИКМАХЕРЫ"

На Тверской, против Леонтьевского переулка, высится здание бывшего булочника Филиппова, который его перестроил в конце столетия из длинного двухэтажного дома, принадлежавшего его отцу, популярному в Москве благодаря своим калачам и сайкам.

Филиппов был настолько популярен, что известный московский поэт Шумахер отметил его смерть четверостишием, которое знала вся Москва: Вчера угас еще один из типов, Москве весьма известных и знакомых, Тьмутараканский князь Иван Филиппов, И в трауре оставил насекомых.

Булочная Филиппова всегда была полна покупателей. В дальнем углу вокруг горячих железных ящиков стояла постоянная толпа, жующая знаменитые филипповские жареные пирожки с мясом, яйцами, рисом, грибами, творогом, изюмом и вареньем. Публика - от учащейся молодежи до старых чиновников во фризовых шинелях и от расфранченных дам до бедно одетых рабочих женщин. На хорошем масле, со свежим фаршем пятачковый пирог был так велик, что парой можно было сытно позавтракать. Их завел еще Иван Филиппов, основатель булочной, прославившийся далеко за пределами московскими, калачами и сайками, а главное, черным хлебом прекрасного качества.

Прилавки и полки левой стороны булочной, имевшей отдельный ход, всегда были окружены толпами, покупавшими фунтиками черный хлеб и ситный.

Хлебушко черненький труженику первое питание,- говорил Иван Филиппов.

Почему он только у вас хорош?-спрашивали.

Потому, что хлебушко заботу любит. Выпечка-то выпечкой, а вся сила в муке. У меня покупной муки нет, вся своя, рожь отборную покупаю на местах, на мельницах свои люди поставлены, чтобы ни соринки, чтобы ни пылинки... А все-таки рожь бывает разная, выбирать надо. У меня все больше тамбовская, из-под Козлова, с Роминской мельницы идет мука самая лучшая. И очень просто!

Заканчивал всегда он речь своей любимой поговоркой.

Черный хлеб, калачи и сайки ежедневно отправляли в Петербург к царскому двору. Пробовали печь на месте, да не выходило, и старик Филиппов доказывал, что в Петербурге такие калачи и сайки не выйдут.

Почему же?

И очень просто! Вода невская не годится! Кроме того,- железных дорог тогда еще не было,- по зимам шли обозы с его сухарями, калачами и сайками, на соломе испеченными, даже в Сибирь. Их как-то особым способом, горячими, прямо из печки, замораживали, везли за тысячу верст, а уже перед самой едой оттаивали-тоже особым способом, в сырых полотенцах,- и ароматные, горячие калачи где-нибудь в Барнауле или Иркутске подавались на стол с пылу, с жару.

Калачи на отрубях, сайки на соломе... И вдруг появилась новинка, на которую покупатель набросился стаей,- это сайки с изюмом...

Как вы додумались?

И очень просто! - отвечал старик. Вышло это, действительно, даже очень просто. В те времена всевластным диктатором Москвы был генерал-губернатор Закревский, перед которым трепетали все. Каждое утро горячие сайки от Филиппова подавались ему к чаю.

Э-тто что за мерзость! Подать сюда булочника Филиппова! - заорал как-то властитель за утренним чаем.

Слуги, не понимая, в чем дело, притащили к начальству испуганного Филиппова.

Э-тто что? Таракан?! - и сует сайку с запеченным тараканом.- Э-тто что?! А?

И очень даже просто, ваше превосходительство,- поворачивает перед собой сайку старик.

Что-о?.. Что-о?.. Просто?!

Это изюминка-с!

И съел кусок с тараканом.

Врешь, мерзавец! Разве сайки с изюмом бывают? Пошел вон!

Бегом вбежал в пекарню Филиппов, схватил решето изюма да в саечное тесто, к великому ужасу пекарей, и ввалил.

Через час Филиппов угощал Закревского сайками с изюмом, а через день от покупателей отбою не было.

И очень просто! Все само выходит, поймать сумей,- говорил Филиппов при упоминании о сайках с изюмом.

Вот хоть взять конфеты, которые "ландрин" зовут... Кто Ландрин? Что монпансье? Прежде это монпансье наши у французов выучились делать, только продавали их в бумажках завернутые во всех кондитерских... А тут вон Ландрин... Тоже слово будто заморское, что и надо для торговли, а вышло дело очень просто.

На кондитерскую Григория Ефимовича Елисеева это монпансье работал кустарь Федя. Каждое утро, бывало, несет ему лоток монпансье,-он по-особому его делал,- половинка беленькая и красненькая, пестренькая, кроме него никто так делать не умел, и в бумажках. После именин, что ли, с похмелья, вскочил он товар Елисееву нести.

Видит, лоток накрытый приготовлен стоит. Схватил и бежит, чтобы не опоздать. Приносит. Елисеев развязал лоток и закричал на него:

Что ты принес? Что?..

Увидал Федя, что забыл завернуть конфеты в бумажки, схватил лоток, побежал. Устал, присел на тумбу около гимназии женской... Бегут гимназистки, одна, другая...

Почем конфеты? Он не понимает...

По две копейки возьмешь? Дай пяток.

Сует одна гривенник... За ней другая... Тот берет деньги и сообразил, что выгодно. Потом их выбежало много, раскупили лоток и говорят:

Ты завтра приходи во двор, к 12 часам, к перемене... Как тебя зовут?

Федором, по фамилии Ландрин...

Подсчитал барыши - выгоднее, чем Елисееву продавать, да и бумажки золотые в барышах. На другой день опять принес в гимназию.

Ландрин пришел!

Начал торговать сперва вразнос, потом по местам, а там и фабрику открыл. Стали эти конфеты называться "ландрин"-слово показалось французским... ландрин да ландрин! А он сам новгородский мужик и фамилию получил от речки Ландры, на которой его деревня стоит.

И очень даже просто! Только случая не упустил. А вы говорите:

"Та-ра-кан"!

А все-таки Филиппов был разборчив и не всяким случаем пользовался, где можно деньги нажить. У него была своеобразная честность. Там, где другие булочники и за грех не считали мошенничеством деньги наживать, Филиппов поступал иначе.

Огромные куши наживали булочники перед праздниками, продавая лежалый товар за полную стоимость по благотворительным заказам на подаяние заключенным.

Испокон веков был обычай на большие праздники - рождество, крещение, пасху, масленицу, а также в "дни поминовения усопших", в "родительские субботы" - посылать в тюрьмы подаяние арестованным, или, как говорили тогда, "несчастненьким".

Особенно хорошо в этом случае размахивалась Москва.

Булочные получали заказы от жертвователя на тысячу, две, а то и больше калачей и саек, которые развозились в кануны праздников и делились между арестантами. При этом никогда не забывались и караульные солдаты из квартировавших в Москве полков.

Ходить в караул считалось вообще трудной и рискованной обязанностью, но перед большими праздниками солдаты просились, чтобы их назначали в караул.

Для них, никогда не видевших куска белого хлеба, эти дни были праздниками.

Когда подаяние большое, они приносили хлеба даже в казармы и делились с товарищами.

Главным жертвователем было купечество, считавшее необходимостью для спасения душ своих жертвовать "несчастненьким" пропитание, чтобы они в своих молитвах поминали жертвователя, свято веруя, что молитвы заключенных скорее достигают своей цели.

Еще ярче это выражалось у старообрядцев, которые по своему закону обязаны оказывать помощь всем пострадавшим от антихриста, а такими пострадавшими они считали "в темницу вверженных".

Главным центром, куда направлялись подаяния, была центральная тюрьма -

"Бутырский тюремный замок". Туда со всей России поступали арестанты, ссылаемые в Сибирь, отсюда они, до постройки Московско-Нижегородской железной дороги, отправлялись пешком по Владимирке.

Страшен был в те времена, до 1870 года, вид Владимирки!

Вот клубится Пыль. Все ближе... Стук шагов, Мерный звон цепей железных, Скрип телег и лязг штыков.

Ближе. Громче. Вот на солнце Блещут ружья. То конвой;

А Владимирка начинается за Рогожской, и поколениями видели рогожские обитатели по нескольку раз в год эти ужасные шеренги, мимо их домов проходившие. Видели детьми впервые, а потом седыми стариками и старухами все ту же картину, слышали:

И стон И цепей железных звон...

Ну, конечно, жертвовали, кто чем мог, стараясь лично передать подаяние.

Для этого сами жертвователи отвозили иногда воза по тюрьмам, а одиночная беднота с парой калачей или испеченной дома булкой поджидала на Садовой, по пути следования партии, и, прорвавшись сквозь цепь, совала в руки арестантам свой трудовой кусок, получая иногда затрещины от солдат.

Страшно было движение этих партий.

По всей Садовой и на всех попутных улицах выставлялась вдоль тротуаров цепью охрана с ружьями...

И движется, ползет, громыхая и звеня железом, партия иногда в тысячу человек от пересыльной тюрьмы по Садовой, Таганке, Рогожской... В голове партии погремливают ручными и ножными кандалами, обнажая то и дело наполовину обритые головы, каторжане. Им приходится на ходу отвоевывать у конвойных подаяние, бросаемое народом.

И гремят ручными и ножными кандалами нескончаемые ряды в серых бушлатах с желтым бубновым тузом на спине и желтого же сукна буквами над тузом:

"С. К." - значит ссыльнокаторжный. Народ переводит по-своему: "Сильно каторжный".

Движется "кобылка" сквозь шпалеры народа, усыпавшего даже крыши домов и заборы... За ссыльнокаторжными, в одних кандалах, шли скованные по нескольку железным прутом ссыльные в Сибирь, за ними беспаспортные бродяги, этапные, арестованные за "бесписьменность", отсылаемые на родину. За ними вереница заваленных узлами и мешками колымаг, на которых расположились больные и женщины с детьми, возбуждавшими особое сочувствие.

Во время движения партии езда по этим улицам прекращалась... Миновали Таганку. Перевалили заставу... А там, за заставой, на Владимирке, тысячи народа съехались с возами, ждут,- это и москвичи, и крестьяне ближайших деревень, и скупщики с пустыми мешками с окраин Москвы и с базаров.

До прибытия партии приходит большой отряд солдат, очищает от народа Владимирку и большое поле, которое и окружает.

Это первый этап. Здесь производилась последняя перекличка и проверка партии, здесь принималось и делилось подаяние между арестантами и тут же ими продавалось барышникам, которые наполняли свои мешки калачами и булками, уплачивая за них деньги, а деньги только и ценились арестантами. Еще дороже котировалась водка, и ею барышники тоже ухитрялись ссужать партию.

Затем происходила умопомрачительная сцена прощания, слезы, скандалы.

Уже многие из арестантов успели подвыпить, то и дело буйство, пьяные драки... Наконец конвою удается угомонить партию, выстроить ее и двинуть по Владимирке в дальний путь.

Для этого приходилось иногда вызывать усиленный наряд войск и кузнецов с кандалами, чтобы дополнительно заковывать буянов.

Главным образом перепивались и буянили, конечно, не каторжные, бывалые арестанты, а "шпана", этапные.

Когда Нижегородская железная дорога была выстроена, Владимирка перестала быть сухопутным Стиксом, и по ней Хароны со штыками уже не переправляли в ад души грешников. Вместо проторенного под звуки цепей пути

Меж чернеющих под паром Плугом поднятых полей Лентой тянется дорога Изумруда зеленей...

Все на ней теперь иное, Только строй двойной берез, Что слыхали столько воплей, Что видали столько слез, Тот же самый...

Но как чудно В пышном убранстве весны Все вокруг них! Не дождями Эти травы вспоены, На слезах людских, на поте, Что лились рекой в те дни,-

Без призора, на свободе-

Расцвели теперь они.

Все цветы, где прежде слезы Прибивали пыль порой, Где гремели колымаги По дороге столбовой.

Закрылась Владимирка, уничтожен за заставой и первый этап, где раздавалось последнее подаяние. Около вокзала запрещено было принимать подаяние - разрешалось только привозить его перед отходом партии в пересыльную тюрьму и передавать не лично арестантам, а через начальство. Особенно на это обиделись рогожские старообрядцы:

А по чем несчастненькие узнают, кто им подал? За кого молиться будут?

Рогожские наотрез отказались возить подаяние в пересыльный замок и облюбовали для раздачи его две ближайшие тюрьмы: при Рогожском полицейском доме и при Лефортовском.

И заваливали в установленные дни подаянием эти две части, хотя остальная Москва продолжала посылать по-прежнему во все тюрьмы. Это пронюхали хитровцы и воспользовались.

Перед большими праздниками, к великому удивлению начальства, Лефортовская и Рогожская части переполнялись арестантами, и по всей Москве шли драки и скандалы, причем за "бесписьменность" задерживалось неимоверное количество бродяг, которые указывали свое местожительство главным образом в Лефортове и Рогожской, куда их и пересылали с конвоем для удостоверения личности.

А вместе с ними возами возили подаяние, которое тут же раздавалось арестантам, менялось ими на водку и поедалось.

После праздника все эти преступники оказывались или мелкими воришками, или просто бродяжками из московских мещан и ремесленников, которых по удостоверении личности отпускали по домам, и они расходились, справив сытно праздник за счет "благодетелей", ожидавших горячих молитв за свои души от этих "несчастненьких, ввергнутых в узилища слугами антихриста".

Наживались на этих подаяниях главным образом булочники и хлебопекарни.

Только один старик Филиппов, спасший свое громадное дело тем, что съел таракана за изюминку, был в этом случае честным человеком.

Во-первых, он при заказе никогда не посылал завали арестантам, а всегда свежие калачи и сайки; во-вторых, у него велся особый счет, по которому видно было, сколько барыша давали эти заказы на подаяние, и этот барыш он целиком отвозил сам в тюрьму и жертвовал на улучшение пищи больным арестантам. И делал все это он "очень просто", не ради выгод или медаль-

ных и мундирных отличий благотворительных учреждений.

Уже много лет спустя его сын, продолжавший отцовское дело, воздвиг на месте двухэтажного дома тот большой, что стоит теперь, и отделал его на заграничный манер, устроив в нем знаменитую некогда "филипповскую кофейную"

с зеркальными окнами, мраморными столиками и лакеями в смокингах...

Тем не менее это парижского вида учреждение известно было под названием

"вшивая биржа". Та же, что и в старые времена, постоянная толпа около ящиков с горячими пирожками...

Но совершенно другая публика в кофейной: публика "вшивой биржи".

Завсегдатаи "вшивой биржи". Их мало кто знал, зато они знали всех, но у них не было обычая подавать вида, что они знакомы между собой. Сидя рядом, перекидывались словами, иной подходил к занятому уже столу и просил, будто у незнакомых, разрешения сесть. Любимое место подальше от окон, поближе к темному углу.

Эта публика - аферисты, комиссионеры, подводчики краж, устроители темных дел, агенты игорных домов, завлекающие в свои притоны неопытных любителей азарта, клубные арапы и шулера. Последние после бессонных ночей, проведенных в притонах и клубах, проснувшись в полдень, собирались к Филиппову пить чай и выработать план следующей ночи.

У сыщиков, то и дело забегавших в кофейную, эта публика была известна под рубрикой: "играющие".

В дни бегов и скачек, часа за два до начала, кофейная переполняется разнокалиберной публикой с беговыми и скаковыми афишами в руках. Тут и купцы, и чиновники, и богатая молодежь - все заядлые игроки в тотализатор.

Они являются сюда для свидания с "играющими" и "жучками" -

завсегдатаями ипподромов, чтобы получить от них отметки, на какую лошадь можно выиграть. "Жучки" их сводят с шулерами, и начинается вербовка в игорные дома.

За час до начала скачек кофейная пустеет-все на ипподроме, кроме случайной, пришлой публики. "Игра-

ющие" уже больше не появляются: с ипподрома - в клубы, в игорные дома их путь.

"Играющие" тогда уже стало обычным словом, чуть ли не характеризующим сословие, цех, дающий, так сказать, право жительства в Москве. То и дело полиции при арестах приходилось довольствоваться ответами на вопрос о роде занятий одним словом: "играющий".

Вот дословный разговор в участке при допросе весьма солидного франта:

Ваше занятие?

Играющий.

Не понимаю! Я спрашиваю вас, чем вы добываете средства для жизни?

Играющий я! Добываю средства игрой в тотализатор, в императорских скаковом и беговом обществах, картами, как сами знаете, выпускаемыми императорским воспитательным домом... Играю в игры, разрешенные правительством...

И, отпущенный, прямо шел к Филиппову пить свой утренний кофе.

Но доступ в кофейную имели не все. На стенах пестрели вывески: "Собак не водить" и "Нижним чинам вход воспрещается".

Вспоминается один случай. Как-то незадолго до японской войны у окна сидел с барышней ученик военно-фельдшерской школы, погоны которого можно было принять за офицерские. Дальше, у другого окна, сидел, углубясь в чтение журнала, старик. Он был в прорезиненной, застегнутой у ворота накидке.

Входит, гремя саблей, юный гусарский офицер с дамой под ручку. На даме шляпа величиной чуть не с аэроплан. Сбросив швейцару пальто, офицер идет и не находит места: все столы заняты... Вдруг взгляд его падает на юношу-военного. Офицер быстро подходит и становится перед ним. Последний встает перед начальством, а дама офицера, чувствуя себя в полном праве, садится на его место.

Потрудитесь оставить кофейную, видите, что написано? - указывает офицер на вывеску.

Но не успел офицер опустить свой перст, указывающий на вывеску, как вдруг раздается голос:

Корнет, пожалуйте сюда!

Публика смотрит. Вместо скромного в накидке старика за столиком сидел величественный генерал Драгомиров, профессор Военной академии.

Корнет бросил свою даму и вытянулся перед генералом.

Потрудитесь оставить кофейную, вы должны были занять место только с моего разрешения. А нижнему чину разрешил я. Идите!

Сконфуженный корнет, подобрав саблю, заторопился к выходу. А юноша-военный занял свое место у огромного окна с зеркальным стеклом.

Года через два, а именно 25 сентября 1905 года, это зеркальное стекло разлетелось вдребезги. То, что случилось здесь в этот день, поразило Москву.

Это было первое революционное выступление рабочих и первая ружейная перестрелка в центре столицы, да еще рядом с генерал-губернаторским домом!

С половины сентября пятого года Москва уже была очень неспокойна, шли забастовки. Требования рабочих становились все решительнее.

В субботу, 24 сентября, к Д. И. Филиппову явилась депутация от рабочих и заявила, что с воскресенья они порешили забастовать.

Часов около девяти утра, как всегда в праздник, рабочие стояли кучками около ворот. Все было тихо. Вдруг около одиннадцати часов совершенно неожиданно вошел через парадную лестницу с Глинищевского переулка взвод городовых с обнаженными шашками. Они быстро пробежали через бухгалтерию на черный ход и появились на дворе. Рабочие закричали:

Вон полицию!

Произошла свалка. Из фабричного корпуса бросали бутылками и кирпичами.

Полицейских прогнали.

Все успокоилось. Вдруг у дома появился полицмейстер в сопровождении жандармов и казаков, которые спешились в Глинищевском переулке и совершенно неожиданно дали два залпа в верхние этажи пятиэтажного дома, выходящего в переулок и заселенного частными квартирами. Фабричный же корпус, из окон которого кидали кирпичами, а по сообщению городовых, даже стреляли (что и заставило их перед этим бежать), находился внутри двора.

Летели стекла... Сыпалась штукатурка... Мирные обыватели - квартиранты метались в ужасе. Полицмейстер ввел роту солдат в кофейную, потребовал топоры и ломы - разбивать баррикады, которых не было, затем повел солдат во двор и приказал созвать к нему всех рабочих, предупредив, что, если они не явятся, он будет стрелять. По мастерским были посланы полиция и солдаты, из столовой забрали обедавших, из спален- отдыхавших. На двор согнали рабочих, мальчиков, дворников и метельщиков, но полиция не верила удостоверениям старших служащих, что все вышли, и приказала стрелять в окна седьмого этажа фабричного корпуса...

Около двухсот рабочих вывели окруженными конвоем и повели в Гнездниковский переулок, где находились охранное отделение и ворота в огромный двор дома градоначальника.

Около четырех часов дня в сопровождении полицейского в контору Филиппова явились три подростка-рабочих, израненные, с забинтованными головами, а за ними стали приходить еще и еще рабочие и рассказывали, что во время пути под конвоем и во дворе дома градоначальника их били. Некоторых избитых даже увезли в каретах скорой помощи в больницы.

Испуганные небывалым происшествием, москвичи толпились на углу Леонтьевского переулка, отгороженные от Тверской цепью полицейских. На углу против булочной Филиппова, на ступеньках крыльца у запертой двери бывшей парикмахерской Леона Эмбо, стояла кучка любопытных, которым податься было некуда: в переулке давка, а на Тверской - полиция и войска. На верхней ступеньке, у самой двери невольно обращал на себя внимание полным спокойствием красивый брюнет с большими седеющими усами.

Это был Жюль. При взгляде на него приходили на память строчки Некрасова из поэмы "Русские женщины": Народ галдел, народ зевал, Едва ли сотый понимал, Что делается тут...

Зато посмеивался в ус, Лукаво щуря взор, Знакомый с бурями француз, Столичный куафер.

Жюль-парижанин, помнивший бои Парижской коммуны, служил главным мастером у Леона Эмбо, который был "придворным" парикмахером князя В. А.

Долгорукова.

Леон Эмбо, французик небольшого роста с пушистыми, холеными усами, всегда щегольски одетый по последней парижской моде. Он ежедневно подтягивал князю морщины, прилаживал паричок на совершенно лысую голову и подклеивал волосок к волоску, завивая колечком усики молодившегося старика.

Во время сеанса он тешил князя, болтая без умолку обо всем, передавая все столичные сплетни, и в то же время успевал проводить разные крупные дела, почему и слыл влиятельным человеком в Москве. Через него многого можно было добиться у всемогущего хозяина столицы, любившего своего парикмахера.

Во время поездок Эмбо за границу его заменяли или Орлов, или Розанов.

Они тоже пользовались благоволением старого князя и тоже не упускали своего.

Их парикмахерская была напротив дома генерал-губернатора, под гостиницей

"Дрезден", и в числе мастеров тоже были французы, тогда модные в Москве.

Половина лучших столичных парикмахерских принадлежала французам, и эти парикмахерские были учебными заведениями для купеческих саврасов.

Западная культура у нас с давних времен прививалась только наружно, через парикмахеров и модных портных. И старается "французик из Бордо" около какого-нибудь Леньки или Сереньки с Таганки, и так-то вокруг него извивается, и так-то наклоняется, мелким барашком завивает и орет:

Мал-шик!.. Шипси!..

Пока вихрастый мальчик подает горячие щипцы, Ленька и Серенька, облитые одеколоном и вежеталем, ковыряют в носу, и оба в один голос просят:

Ты меня уж так причеши таперича, чтобы без тятеньки выходило а-ля-ка-пуль, а при тятеньке по-русски.

Здесь они перенимали у мастеров манеры, прически и учились хорошему тону, чтобы прельщать затем за-

москворецких невест и щеголять перед яровскими певицами...

Обставлены первосортные парикмахерские были по образцу лучших парижских. Все сделано по-заграничному, из лучшего материала. Парфюмерия из Лондона и Парижа... Модные журналы экстренно из Парижа... В дамских залах-великие художники по прическам, люди творческой куаферской фантазии, знатоки стилей, психологии и разговорщики.

В будуарах модных дам, молодящихся купчих и невест-миллионерш они нередко поверенные всех их тайн, которые умеют хранить...

Они друзья с домовой прислугой-она выкладывает им все сплетни про своих хозяев... Они знают все новости и всю подноготную своих клиентов и умеют учесть, что кому рассказать можно, с кем и как себя вести... Весьма наблюдательны и даже остроумны...

Один из них, как и все, начавший карьеру с подавания щипцов, доставил в одну из редакций свой дневник, и в нем были такие своеобразные перлы: будуар, например, он называл "блудуар".

А в слове "невеста" он "не" всегда писал отдельно. Когда ему указали на эти грамматические ошибки, он сказал:

Так вернее будет.

В этом дневнике, кстати сказать, попавшем в редакционную корзину, был описан первый "электрический" бал в Москве. Это было в половине восьмидесятых годов. Первое электрическое освещение провели в купеческий дом к молодой вдове-миллионерше, и первый бал с электрическим освещением был назначен у нее.

Роскошный дворец со множеством комнат и всевозможных уютных уголков сверкал разноцветными лампами. Только танцевальный зал был освещен ярким белым светом. Собралась вся прожигающая жизнь Москва, от дворянства до купечества.

Она была великолепна, но зато все московские щеголихи в бриллиантах при новом, электрическом свете тан-

цевального зала показались скверно раскрашенными куклами: они привыкли к газовым рожкам и лампам. Красавица хозяйка дома была только одна с живым цветом лица.

Танцевали вплоть до ужина, который готовил сам знаменитый Мариус из

"Эрмитажа".

При лиловом свете столовой мореного дуба все лица стали мертвыми, и гости старались искусственно вызвать румянец обильным возлиянием дорогих вин.

Как бы то ни было, а ужин был весел, шумен, пьян - и... вдруг потухло электричество!

Минут через десять снова загорелось... Скандал! Кто под стол лезет...

Кто из-под стола вылезает... Во всех позах осветило... А дамы!

До сих пор одна из них,- рассказывал мне автор дневника и очевидец,-она уж и тогда-то не молода была, теперь совсем старуха, я ей накладку каждое воскресенье делаю,- каждый раз в своем блудуаре со смехом про этот вечер говорит... "Да уж забыть пора",- как-то заметил я ей. "И што ты... Про хорошее лишний раз вспомнить приятно!".

Модные парикмахерские засверкали парижским шиком в шестидесятых годах, когда после падения крепостного права помещики прожигали на все манеры полученные за землю и живых людей выкупные. Москва шиковала вовсю, и налезли парикмахеры-французы из Парижа, а за ними офранцузились и русские, и какой-нибудь цирюльник Елизар Баранов на Ямской не успел еще переменить вывески: "Цырюльня. Здесь ставят пиявки, отворяют кровь, стригут и бреют Баранов", а уж тоже козлиную бородку отпустил и тоже кричит, завивая приказчика из Ножевой линии:

Мальшик, шипси! Шевелись, дьявол!

И все довольны.

Еще задолго до этого времени первым блеснул парижский парикмахер Гивартовский на Моховой. За ним Глазов на Пречистенке, скоро разбогатевший от клиен-

тов своего дворянского района Москвы. Он нажил десяток домов, почему и переулок назвали Глазовским.

Лучше же всех считался Агапов в Газетном переулке, рядом с церковью Успения. Ни раньше, ни после такого не было. Около дома его в дни больших балов не проехать по переулку: кареты в два ряда, два конных жандарма порядок блюдут и кучеров вызывают.

Агапов всем французам поперек горла встал: девять дамских самых первоклассных мастеров каждый день объезжали по пятнадцати-двадцати домов.

Клиенты Агапова были только родовитые дворяне, князья, графы.

В шестидесятых годах носили шиньоны, накладные косы и локоны,

"презенты" из вьющихся волос.

Расцвет парикмахерского дела начался с восьмидесятых годов, когда пошли прически с фальшивыми волосами, передними накладками, затем

"трансформатионы" из вьющихся волос кругом головы,-все это из лучших, настоящих волос.

Тогда волосы шли русские, лучше принимавшие окраску, и самые дорогие-французские. Денег не жалели. Добывать волосы ездили по деревням

"резчики", которые скупали косы у крестьянок за ленты, платки, бусы, кольца, серьги и прочую копеечную дрянь.

Прически были разных стилей, самая модная: "Екатерина II" и "Людовики"

После убийства Александра II, с марта 1881 года, все московское дворянство носило год траур и парикмахеры на них не работали. Барские прически стали носить только купчихи, для которых траура не было. Барских парикмахеров за это время съел траур. А с 1885 года французы окончательно стали добивать русских мастеров, особенно Теодор, вошедший в моду и широко развивший дело...

Но все-таки, как ни блестящи были французы, русские парикмахеры Агапов и Андреев (последний с 1880 года) занимали, как художники своего искусства, первые места. Андреев даже получил в Париже звание профессора куафюры, ряд наград и почетных дипломов.

Славился еще в Газетном переулке парикмахер Базиль. Так и думали все, что он был француз, на самом же деле это был почтенный москвич Василий Иванович Яковлев.

Модные парикмахеры тогда очень хорошо зарабатывали: таксы никакой не было.

Стригут и бреют и карманы греют! - острили тогда про французских парикмахеров.

Конец этому положил Артемьев, открывший обширный мужской зал на Страстном бульваре и опубликовавший: "Бритье 10 копеек с одеколоном и вежеталем. На чай мастера не берут". И средняя публика переполняла его парикмахерскую, при которой он также открыл "депо пиявок".

До того времени было в Москве единственное "депо пиявок", более полвека помещавшееся в маленьком сереньком домике, приютившемся к стене Страстного монастыря. На окнах стояли на утеху гуляющих детей огромные аквариумы с пиявками разных размеров. Пиявки получались откуда-то с юга и в "депо"

приобретались для больниц, фельдшеров и захолустных окраинных цирюлен, где еще парикмахеры ставили пиявки. "Депо" принадлежало Молодцовым, из семьи которых вышел известный тенор шестидесятых и семидесятых годов П. А.

Молодцов, лучший Торопка того времени. В этой роли он удачно дебютировал в Большом театре, но ушел оттуда, поссорившись с чиновниками, и перешел в провинцию, где пользовался огромным успехом.

Отчего же ты, Петрушка, ушел из императорских театров да Москву на Тамбов сменял? - спрашивали его Друзья.

От пиявок!-отвечал он.

Были великие искусники создавать дамские прически, но не менее великие искусники были и мужские парикмахеры. Особенным умением подстригать усы славился Липунцов на Большой Никитской, после него Лягин и тогда еще совсем молодой, его мастер, Николай Андреевич.

Лягина всегда посещали старые актеры, а Далматов называл его "мой друг".

В 1879 году мальчиком в Пензе при театральном парикмахере Шишкове был ученик, маленький Митя. Это был любимец пензенского антрепренера В. П.

Далматова, который единственно ему позволял прикасаться к своим волосам и учил его гриму. Раз В. П. Далматов в свой бенефис поставил "Записки сумасшедшего" и приказал Мите приготовить лысый парик. Тот принес на спектакль мокрый бычий пузырь и начал напяливать на выхоленную прическу Далматова... На крик актера в уборную сбежались артисты.

Вы великий артист, Василий Пантелеймонович, но позвольте и мне быть артистом своего дела!-задрав голову на высокого В. П. Далматова, оправдывался мальчуган.- Только примерьте!

В. П. Далматов наконец согласился-и через несколько минут пузырь был напялен, кое-где подмазан, и глаза В. П. Далматова сияли от удовольствия: совершенно голый череп при его черных глазах и выразительном гриме производил сильное впечатление.

И сейчас еще работает в Москве восьмидесятилетний старик, чисто выбритый и бодрый.

Я все видел- и горе и славу, но я всегда работал, работаю и теперь, насколько хватает сил,-говорит он своим клиентам.

Я крепостной, Калужской губернии. Когда в 1861 году нам дали волю, я ушел в Москву - дома есть было нечего; попал к земляку дворнику, который определил меня к цирюльнику Артемову, на Сретенке в доме Малюшина. Спал я на полу, одевался рваной шубенкой, полено в головах. Зимой в цирюльне было холодно. Стричься к нам ходил народ с Сухаревки. В пять часов утра хозяйка будила идти за водой на бассейн или на Сухаревку, или на Трубу. Зимой с ушатом на санках, а летом с ведрами на коромысле... Обувь-старые хозяйские сапожишки. Поставишь самовар... Сапоги хозяину вычистишь. Из колодца воды мыть посуду принесешь с соседнего двора.

Хозяева вставали в семь часов пить чай. Оба злые. Хозяин чахоточный.

Били чем попало и за все,- все не так. Пороли розгами, привязавши к скамье.

Раз после розог два месяца в больнице лежал-загноилась спина... Раз выкинули зимой на улицу и дверь заперли. Три месяца в больнице в горячке лежал...

С десяти утра садился за работу-делать парики, вшивая по одному волосу: в день был урок сделать в три пробора 30 полос. Один раз заснул за работой, прорвал пробор и жестоко был выдран. Был у нас мастер, пьяный тоже меня бил.

Раз я его с хозяйской запиской водил в квартал, где его по этой записке выпороли. Тогда такие законы были-пороть в полиции по записке хозяина.

Девять лет я отбыл у него, получил звание подмастерья и поступил по контракту к Агапову на шесть лет мастером, а там открыл свою парикмахерскую, а потом в Париже получил звание профессора.

Это и был Иван Андреевич Андреев.

В 1888 и в 1900 годах он участвовал в Париже на конкурсе французских парикмахеров и получил за прически ряд наград и почетный диплом на звание действительного заслуженного профессора парикмахерского искусства.

В 1910 году он издал книгу с сотней иллюстрации, которые увековечили прически за последние полвека.

Владимир Гиляровский - Москва и москвичи - БУЛОЧНИКИ И ПАРИКМАХЕРЫ , читать текст

См. также Гиляровский Владимир - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Москва и москвичи - ВДОЛЬ ПО ПИТЕРСКОЙ
Когда я вышел из трамвая, направляясь на вокзал, меня остановил молодо...

Москва и москвичи - В МОСКВЕ
Наш полупустой поезд остановился на темной наружной платформе Ярославс...

Перманент эпохи модерна. Иван Андреев - русский куафер

В 1904-1905 гг. Карлом Нестле в Германии была изобретена термическая завивка: горячий перманент - химическая завивка с помощью препаратов и тепловой обработки нагревателями. Способ был в 1908 г. запатентован, но ручное нагревание локонов было громоздким и неудобным, а время завивки - более 10 часов. И вот, в 1924 г. Иозеф Мейер применяет плоское накручивание прядей, а француз Марсель изобретает щипцы, создающие волнистость, близкую к естественной. Щипцы имели различную толщину и выполнены были из особого сорта стали. Появилась горячая завивка щипцами. Усовершенствование аппарата Мейера получило широкое распространение по всей Европе. Аппарат крепили к потолку или на стойке. С потолка свисали провода и шланги. Еще сейчас в некоторых парикмахерских сохранился этот вид электрозавивки. Существовал аппарат и для нагревания паром бигуди с накрученными прядями. Эта завивка выполнялась под действием трех факторов:

1) химического (жидкость для завивки);
2) физического (температура среды);
3) механического (накрутка прядей на бигуди).

Coiffures de Mr. Borderie, 36, Bd. de Strasbourg, Paris. (1910)

Недостаток данного метода заключается в том, что остается часть прямых волос в 2-3 см от корней и структура волос не восстанавливается, как это удается сделать с помощью нейтрализации при современном варианте. Современная химическая завивка вытеснила все предыдущие способы перманента и завоевала прочное место в парикмахерских и на дому у любителей парикмахерского искусства.

"Салон красоты" начала ХХ века найти было достаточно просто. Непременная вывеска в виде ножниц, вырезанных из жести или картона, и лубочные картинки с незатейливыми изображениями оказываемых услуг не оставляли места для сомнений - перед нами парикмахерская. Впрочем, внутреннее убранство большинства таких заведений тоже не поражало особой элегантностью. Скорее, наоборот, - цирюльник с несколькими помощниками принимал клиента запросто, без затей: грязные углы, облупленные стены и летающие повсюду мухи казались неотъемлемой частью интерьера.

Coiffures de Mr. Borderie, 36, Bd. de Strasbourg, Paris. (1914)

Усадив вошедшего в кресло и обернув его простынкой, мастер зычно кричал: "Мальчик, воды!",- и "мальчик" немедленно водружал на подзеркальник жестянку с горячей водой. Затем посетителя брили или стригли обычным порядком, тот расплачивался и спешил по своим делам. Но "свято место" пусто не бывает, и появление нового клиента означало, что процедура повторится в той же последовательности. Поэтому "мальчик" должен был постоянно держать наготове горячую воду, чтобы подавать ее хозяину снова и снова. И горе было нерасторопному - наказание следовало незамедлительно! Кипячение воды наряду с зуботычинами и выполнением разных мелких поручений гордо именовалось "обучением парикмахерскому делу", и продолжалось все это не один год. Какие уж выходили из таких учеников парикмахеры, можно только догадываться...

Однако прав был Михайло Ломоносов: "Может собственных Платонов и быстрых разумов Невтонов Российская земля рождать"! Путь одного русского куафюра, начинавшийся, как и у многих, с должности "мальчика на побегушках", привел к званию заслуженного профессора парикмахерских искусств. Согласно некоторым источникам, в метрике о рождении его звали Иван Андреевич Козырев, но Российская империя и Европа узнали его под фамилией Андреев. Псевдоним, который взял себе мастер, прославил его на весь мир! Но до этого момента Ивану Андреевичу пришлось, что называется, сполна хлебнуть горя.

Coiffures de Mr. Brillaud-Noirat, 7, rue des Capucines, Paris. (1913)

Родился он в семье крепостных крестьян Калужской губерни и с детства был привычен к тяжелому труду. Будучи еще совсем маленьким, Ванятка легко управлялся с домашней скотиной и готовился стать достойной сменой отцу. Но семья все равно жила впроголодь - порой в доме не было даже хлеба. Чтобы выбраться из нищиты, в 1861 году родители отправили юного Ивана в Москву на заработки. Оказавшись в огромном незнакомом городе, он хватался за любую возможность подзаработать, втайне грезя о "чистой" профессии, - быть половым в трактире или дослужиться до приказчика в скобяной лавке казалось юноше пределом мечтаний. Но судьба распорядилась иначе...
Однажды на улице Андреев столкнулся со своим земляком: тот, пристроившись работать дворником, был вполне доволен жизнью и не понимал зачем Ивану искать лучшей доли. Но помочь согласился - отвел его в парикмахерскую к цирюльнику Артемову, заведение которого находилось на Сретенке. Стричься туда ходил, в основном, небогатый люд и публика с Сухаревского рынка, так что в посетителях, особенно в выходные дни, недостатка не было. Пристально оглядев подростка, Артемов, поломавшись, согласился взять его в ученики.

Coiffures de la Maison Garand, 55, Bd. Haussmann, Paris. (1913)

Позднее, уже добившись всемирной известности, Иван Андреевич неохотно вспоминал об этом периоде своей жизни. Но, к счастью, он все же поделился своими впечатлениями с несколькими людьми. И одним из слушателей, заслуживших его доверие, оказался известный однофамилец великого куафюра - Леонид Андреев. Рассказанная история так потрясла писателя, что он использовал ее как основу для своего рассказа под названием "Петька на даче"...
Время ученичества у Артемова стало настоящим адом. Спал Ваня на полу, подложив под голову полено и накрывшись рваной шубейкой, но и это удовольствие было весьма недолгим. Ведь вставать приходилось в пять утра: нужно было идти за водой. Зимой - в старых хозяйских сапогах с ушатом на санках, а летом - с тяжелыми ведрами на коромысле.
В те времена ученику цирюльника, вопреки здравому смыслу, вообще меньше всего приходилось иметь дело с парикмахерским инструментом. Предметом особого внимания и ухода, помимо воды, становились... сапоги хозяина - подростку было велено каждый день начищать их до блеска. Помимо этого, он должен был своевременно поставить самовар, чтобы хозяева, встав с постели, могли "откушать" горячего чаю, а также подмести и вымыть пол, наколоть дров. Чтобы "мальчик" не ленился и успевал сделать все, что вменялось ему в обязанности, и хозяин, и хозяйка, и мастера считали своим гражданским долгом постоянно "воспитывать" его при помощи кулаков, розг, оплевух и подзатыльников...

Hairstyles for women, France, 1910s.] (1913)

В десять утра цирюльник Артемов, страдавший туберкулезом и оттого вечно пребывавший в самом мрачном расположении духа, собирал своих учеников в одной из комнат и начинал обучение азам парикмахерского искусства. Урок заключался в том, что мальчикам сначала рассказывали о способах изготовления париков, а затем давали задания для самостоятельной работы. В то время при многих цирюльнях располагались постижерные мастерские, принимавшие заказы на модные тогда искусственные шиньоны и косы. Содержать подобное заведение было весьма выгодным делом, так как работали в них обычно те самые ученики, чей труд стоил сущие гроши. Правда, требования у такой работе, несмотря на мизерность оплаты, были чрезвычайно жесткими: в течение дня нужно было сделать тридцать полос в три пробора, вшивая в монтюру по одному волосу. Занятие требовало не только определенных навыков, ловкости пальцев и хорошего зрения, но и огромной усидчивости - малейшая ошибка могла привести к безнадежной порче всего изделия. Что следовало за этим, нетрудно догадаться...Улучив свободную минутку, Иван во все глаза смотрел, как мастера бреют и стрегут, завивают локоны и нафабривают бакенбарды, стараясь запомнить все, вплоть до мельчайших деталей...
На исходе девятого года ученичества Иван Козырев случайно познакомился с молодым в те времена парикмахером Агаповым. Приметив несомненный талант молодого человека, сразу предложил Ивану шестилетний контракт, согласно которому тот должен был выполнять все обязанности мастера, то есть стричь, брить и выполнять прически разного уровня сложности. Конечно же, согласие было получено сразу же - и для Ивана началась новая жизнь...

Coiffures vues au théâtre réjane à la première de "Zaza." (1914)

Работа в процветающем салоне дала юноше уникальную возможность не только значительно усовершенствовать свое мастерство, но и первым узнавать о новинках и тенденциях парикмахерской моды того времени. И он трудился не покладая рук! Тем более что уже тогда Иван четко поставил для себя цель - скопить достаточно денег, чтобы открыть собственную парикмахерскую. В том, что услуги его заведения будут пользоваться спросом, он не сомневался - "золотые руки" московского куафюра приобретали все большую популярность среди благодарных клиетнов.
Похоже, цифра 9 играла в его судьбе немалую роль: девять лет ученичества привели его к Агапову, а девять лет напряженной работы после этого позволили начать собственное дело. Точно известно, что "андреевская" парикмахерская открылась в 1879 году, однако по поводу ее месторасположения существуют две версии. Согласно первой, открылась она на Кузнецком мосту, где уже в то время находилось множество фешенебельных модных магазинов. Согласно дроугой версии, парикмахерская Андреева работала на Петровке. Как бы там ни было, обустраивая свой собственный салон, Иван Андреевич рассудил, что "не пожалеет денег - лишь бы посетителям было удобно и приятно".

Coiffures de Mr. Madon, coiffeur de Mme. Poincaré, 4, Bd. Malesherbes, Paris. (1913)

Стремясь сделать свое заведение максимально непохожим на остальные убогие цирюльни, он, знаком с внутренним устройством европейских парикмахерских по картинкам из модных журналов, приобрел самую лучшую мебель, инструменты и новомодные средства. Выглядело все это следующим образом: в стеклянных витринах были выставлены косметические и парфюмерные препараты, здесь же размещались образцы модных дамских причесок и разнообразные аксессуары к ним, рядом красовались постижи. Позднее при салоне открылся и магазин, в котором посетители могли приобрести модный шиньон или понравившееся средство по уходу за волосами.
Следуя европейскому образцу, Андреев распорядился, чтобы в каждом зале его салона выполнялась только одна операция. Парикмахерская Ивана Андреева процветает,благодаря чему его имя становиться широко известным. Правда, пока только в Москве, но Андреев неустанно работает, готовясь к настоящей славе. И она не заставила себя долго ждать!

Coiffures de Mr. Perrin, 28, Fg. St. Honoré, Paris. (1910)

Первой значительной наградой стала "Большая серебряная медаль", полученная в 1885 году за участие во Всероссийской выставке. Но это было только началом - по прошествии еще трех лет Иван Андреевич прославился как первый русский парикмахер, получивший признание во Франции. В 1888 году в Париже три созданные им вне конкурса прически произвели настоящий фурор. За них Иван Андреев получил бриллиантовые академические Пальмы и сорвал аплодисменты не только модной публики, но и заслуженных парикмахеров-французов. После победы в Париже его карьера резко пошла в гору. В 1900 году на Всемирной выставке в Париже талантливый русский мастер прогремел на весь мир, победив в конкурсе, участникам которого были около пятидесяти опытнейших парикмахеров. И не просто победил, а фактически "сорвал" весь призовой фонд, получив сразу несколько наград:"За искусство", "Большую золотую медаль", "Большую серебряную медаль" и Золотой крест наряду с дипломом на звание профессора парикмахерского искусства. Свои почетные призы Андреев завоевал за отлично выполненные конкурсные прически в "королевском стиле": а-ля Людвик ХV и ХVI, а вот звание профессора наряду с последующим триумфальным чествованием достались ему не только за мастерство, но и за удивительную способность к творчеству.
Словом, это был несомненный успех! Увенчали поразившего всех русского мастера достойно: по традиции победителя должны были посадить на "Золотой стул", но в отношении Андреева дело не ограничилось простым "усаживанием". Восхищенная толпа несколько раз пронесла его на этом троне вокруг Монмартра. А дирекция конкурса, покоренная невероятным талантом русского куафюра, устроила в его честь бал...

Coiffures de Mr. Julien Laumet, 15, Place de la Madeleine, Paris. (1914)

Дальнейшая судьба Андреева складывается не менее удачно. Вернувшись в Москву триумфатором, он стал самым модным в городе парикмахером. Стрижки "от Андреева" могли позволить себе только очень обеспеченные люди: цены в его салоне всегда были довольно высокими, но после парижского успеха стали просто бешеными. Андреев пользовался заслуженным авторитетом не только как высококласный мастер, но и как профессионал - после победы на Всемирной выставке его не раз приглашали в качестве эксперта и члена жюри на многочисленные выставки, соревнования по парикмахерскому искусству и показы причесок. А в 1909 и 1912 годах, по многочисленным просьбам коллег и учеников, Андреев даже выпустил каталоги своих причесок, которые получили широчайшее распространение, - рисунки его работ размещали многие известные европейские журналы.

Coiffures de Mr. Lalanne, 100, Fg. St. Honoré, Paris. (1913)

Помимо этого, он продолжал заниматься парикмахерским делом, обучая секретам своего ремесла множество людей и управляя собственным салоном и магазином. А постоянное стремление к совершенству заставляло Андреева внимательно следить за всеми изменениями в отрасли, осваивая новые инструменты и изучая всевозможные косметические средства. Благодаря этому он одним из первых начал делать короткие стрижки, ставшие необычайно популярными в 20-х годах прошлого века. Его собственные работы, по общему признанию, отличавшиеся невероятной чистотой линий и особой элегантностью укладки, стали образцом для последующих поколений парикмахеров. Он был первым русским парикмахером, создавшим свою школу: многие его ученики, в свою очередь, стали известными мастерами. Андреев научил их тому главному, что умел сам, - сохранять индивидуальность и ценить красоту.

Вся история парикмахерского дела началась с того момента, когда человеку захотелось украсить свой облик, чтобы выделиться. Первобытный человек посмотрел в реку, увидел свое отражение и подумал, что его космы, перехваченные леопардовой шкуркой, будут выглядеть гораздо интереснее, чем просто болтающиеся без ничего. А почему бы и нет? — подумал древний человек и начал воплощать на практике свой грандиозный замысел.
Результат превзошел все ожидания, первая прическа отличалась своей изысканностью от общей массы голов соплеменников, а практичность ее просто поражала воображение. Первое дефиле прошло на ура. Изумленные соплеменники захотели себе такие же повязки... Вот так или приблизительно так началось рождение нового вида искусства — парикмахерского дела.

В 50-е годы в мировом кино появляется Мэрилин Монро. Череда ее ролей — истории прекрасных блондинок с глазами, которые открываются для бриллиантов и закрываются для поцелуев. В конце 50-х годов после фильма Роже Вадима И бог создал женщину кумиром молодежи становится Бриджит Бардо. Она вводит в моду целый ряд причесок: прямые и длинные распущенные волосы, Конский хвост, пышную Бабетту с начесом. В 60-е годы еще одна будущая кинозвезда, которую назовут самой красивой женщиной мира, перекрашивается в блондинку. Это — Катрин Денев. Она стала похожа на Бриджит Бардо, — писали журналисты.

Из истории парикмахерского дела в России
История прически и стрижки в России весьма интересна. В своем большинстве славянские народы издревле носили длинные волосы и бороды, женщины — косы, для расчесывания которых использовали гребни. Найденные на раскопках гребни также стары, как история нашей культуры. Материалом для него служили дерево, рог, кость, металл. Под влиянием норманнов стали переходить к полудлинным волосам, бороды стали брить, оставляя только усы.
С распространением христианства вновь появляются длинные бороды, подстриженные в форме лопаты. Самой распространенной среди мужского населения Древней Руси от мала до велика была стрижка «под горшок». И эту работу выполняла домашняя прислуга у состоятельных граждан или глава семейства — у бедняков. С XIII века, вследствие татарского нашествия, русский люд стал подражать и стричься по восточному обычаю, даже брить голову наголо.
В 1675 г. царь Алексей Михайлович издает указ — «иноземных обычаев не перенимать, волос на голове не подбривать, платья иноземного не носить». Парикмахерским делом занимались и крепостные («тупейные художники»), которых содержали в большой строгости, не разрешая работать на других.
Петровские реформы ввели немецкую, а затем французскую моду. В 1702 г. Указ царя перечислял всех, кто должен надеть модные европейские костюмы и изменить прически. Нарушителей безбожно штрафовали. По специальному «бородному закону» была введена пошлина на бороду: заплатив ее, владелец бороды отдалял на год ее сбривание. У городских ворот были оборудованы специальные будочки, в которых находились наблюдатели и сборщики пошлины.
При правлении Петра I женщины перестали быть затворницами и смогли посещать балы и ассамблеи. Вот тут-то и сыграла природа женщины основную роль. Пытаясь перещеголять остальных, дамы все больше требовали от своих кавалеров выписывать западных куаферов за неимением своих. Так и в русскую моду вошли прически большого объема из густых локонов и с украшениями из дорогих ювелирных изделий. Со временем Россия все же выработала свой собственный стиль, который был продиктован своеобразием русской натуры. Постепенно прически дам становились все менее вычурными, более скромными, что всегда отличало женщин России.
Старорусская прическа «под горшок» сохранилась только среди крестьян и старообрядцев. Состоятельные люди носили парики. В период царствования Елизаветы Петровны был введен Указ о пользе брадобрития. «Бородной закон» в 1762 году был отменен. А. С. Пушкин писал об этом времени: «Народ, упорным постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен был своей победой и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни обритых своих бояр».

Уже в XVIII веке существовали журналы мод, из которых дамы узнавали о модных тенденциях не только в одежде, но и в прическе. Это «Библиотека Дамского Туалета», «Магазин Английских, Французских и Немецких Мод», «Модное ежемесячное приложение» и др.
1801 г. — Александр I издает Указ обрезать волосы и косы иметь только 4 вершка.
1806 г. — кадетам было приказано стричь волосы под «гребенку».
1807 г. — офицеры носят косы только в торжественных случаях.

Цирюлен в городах было мало, и цирюльники бродяжничали, нося с собой свой инструмент. Они ходили по базарам, дворам и квартирам, выискивая клиентов. На шее у них неизменно болтался деревянный стул, на который здесь же, на улице, усаживали клиентов. Появление на улице цирюльника всегда становилось событием. Вокруг сразу же собирались зеваки, останавливались прохожие, чтобы послушать их скоморошьи присказки: « Бреем, стрижем бобриком-ежом, лечим паршивых, из лысых делаем плешивых, кудри завиваем, гофре направляем, локоны начесываем, на пробор причесываем, парик промоем, кровь откроем, мозоль подрежем, косу купим и срежем, мушки клеим, стрижем да бреем. Банки, пиявки, набор грудной степной травки!». Эти присказки — своеобразный перечень работ и услуг, проводившийся цирюльниками. Кроме стула, цирюльники таскали с собой громоздкие ящики, наполненные замысловатым инструментом и парфюмерией. В них находились ланцеты, ножницы нескольких видов, широкие бритвы, сосуд для хранения живых пиявок, простейшие медицинские инструменты, загадочные медикаменты в темно-синих флаконах, а также некая «помада собственного изготовления, рекомендуемая для ращения волос». Цирюльник в России — профессия уникальная, заключавшая в себе не только парикмахерское мастерство, но и обязанности доморощенного лекаря: он делал кровопускания, удалял зубы и даже лечил раны.

Цирюльничье дело стало умирать в 90-х годах XIX столетия. Оно даже подвергалось запретам. На смену ему пришло дело парикмахерское.
После войны 1812 года французские пленные сменили мундиры на платье цирюльников. Французы имели шумный успех. Знатные князья выписывали настоящих парикмахеров из Парижа. В крупных городах открывались парикмахерские, принадлежащие иностранцам. Обставлялись они дорогой мебелью, зеркалами, витринами, много было парфюмерии и косметических средств. На столиках лежали модные французские журналы, обслуживание стоило дорого. Россия в области моды была полностью ориентирована на Францию. В салонах, в своем большинстве, заправляли французские мастера. В Москве и Петербурге появились первые парикмахерские салоны, или, как их называли, «залы для стрижки и бритья». Пользоваться их услугами могли только люди состоятельные. На фасадах этих заведений красовались вывески с изображением изящно причесанных кавалеров с блестящими от помады волосами. Обилие парикмахерских салонов, издание журналов моды способствовали распространению всевозможных вариантов причёсок. Парикмахерских школ в дореволюционной России не было. Обучение проходило «в мальчиках». И старые мастера не спешили делиться своими профессиональными секретами. Дамские мастера — французы часто отводили русским парикмахерам лишь роль подмастерьев.
В 1900 г. на Всемирной выставке в Париже впервые русскому парикмахеру Ивану Андреевичу Андрееву вручили награды «За искусство», Золотой крест и Диплом, подтверждающий звание действительного заслуженного профессора парикмахерского искусства. После этого Андреева И. А. приглашали в жюри, экспертом на выставки, конкурсы, показы причесок. Он побывал во многих столицах Европы. В 1909 г. Андреев И. А. выпустил книгу своих воспоминаний, альбом причесок, которые были удостоены высоких наград, был издан первый каталог.
С приходом на трон Николая I наступил расцвет театрального искусства: зарождалась русская опера, был открыт Александрийский театр. Расцвет русского театрального искусства оживил жизнь, дамы появлялись в обществе, поражая разнообразием туалетов и причесок. Это было время расцвета стиля Бидермейер в России.

Со времени царствования Александра I мужчины париков не носили, в моде были бакенбарды, усы, со времени правления Александра III в моде вновь усы, борода, впоследствии разделенная книзу надвое.
Итак, можно заключить, что парикмахерское искусство в России не выделялось в отдельный вид искусства и, возможно, работа по убранству волос в прическу в допетровские времена считалась ремеслом.
В связи с раскрепощением женщины Петром Великим, как уже сказано выше, началось повсеместное увлечение западной модой на одежду и прически, в которые, однако, были внесены элементы самобытности. Но самостоятельного развития искусство создания причесок в России не получило.

Прочитала пост о легендарных кауферах и вспомнила прекрасный рассказ Гиляровского о московских парикмахерах конца 19-го - начала 20-го века. У него одно повествование перетекает в другое, поэтому я оторвала начало рассказа (там о булочной Филиппова). Рассказ не только о красоте, но, по-моему, очень интересно. Если кто не читал "Москва и москвичи", читайте обязательно - не оторветесь!

***
"Жюль -- парижанин, помнивший бои Парижской коммуны, служил главным мастером у Леона Эмбо, который был "придворным" парикмахером князя В. А. Долгорукова.

Леон Эмбо, французик небольшого роста с пушистыми, холеными усами, всегда щегольски одетый по последней парижской моде. Он ежедневно подтягивал князю морщины, прилаживал паричок на совершенно лысую голову и подклеивал волосок к волоску, завивая колечком усики молодившегося старика.

Во время сеанса он тешил князя, болтая без умолку обо всем, передавая все столичные сплетни, и в то же время успевал проводить разные крупные дела, почему и слыл влиятельным человеком в Москве. Через него многого можно было добиться у всемогущего хозяина столицы, любившего своего парикмахера.

Во время поездок Эмбо за границу его заменяли или Орлов, или Розанов. Они тоже пользовались благоволением старого князя и тоже не упускали своего. Их парикмахерская была напротив дома генерал-губернатора, под гостиницей "Дрезден", и в числе мастеров тоже были французы, тогда модные в Москве.

Тверская площадь. Гостиница «Дрезден» (1900-1910)


Половина лучших столичных парикмахерских принадлежала французам, и эти парикмахерские были учебными заведениями для купеческих саврасов.

Западная культура у нас с давних времен прививалась только наружно, через парикмахеров и модных портных. И старается "французик из Бордо" около какого-нибудь Лёньки или Серёньки с Таганки, и так-то вокруг него извивается, и так-то наклоняется, мелким барашком завивает и орет:

Мал-шик!.. Шипси!..

Пока вихрастый мальчик подает горячие щипцы, Лёнька и Серёнька, облитые одеколоном и вежеталем, ковыряют в носу, и оба в один голос просят:

Ты меня уж так причеши таперича, чтобы без тятеньки выходило а-ля-капуль, а при тятеньке по-русски.

Здесь они перенимали у мастеров манеры, прически и учились хорошему тону, чтобы прельщать затем замоскворецких невест и щеголять перед яровскими певицами...

Обставлены первосортные парикмахерские были по образцу лучших парижских. Все сделано по-заграничному, из лучшего материала. Парфюмерия из Лондона и Парижа... Модные журналы экстренно из Парижа... В дамских залах -- великие художники по прическам, люди творческой куаферской фантазии, знатоки стилей, психологии и разговорщики.

В будуарах модных дам, молодящихся купчих и невест-миллионерш они нередко поверенные всех их тайн, которые умеют хранить...

Они друзья с домовой прислугой -- она выкладывает им все сплетни про своих хозяев... Они знают все новости и всю подноготную своих клиентов и умеют учесть, что кому рассказать можно, с кем и как себя вести... Весьма наблюдательны и даже остроумны...

Один из них, как и все, начавший карьеру с подавания щипцов, доставил в одну из редакций свой дневник, и в нем были такие своеобразные перлы: будуар, например, он называл "блудуар".

А в слове "невеста" он "не" всегда писал отдельно. Когда ему указали на эти грамматические ошибки, он сказал:

Так вернее будет.

В этом дневнике, кстати сказать, попавшем в редакционную корзину, был описан первый "электрический" бал в Москве. Это было в половине восьмидесятых годов. Первое электрическое освещение провели в купеческий дом к молодой вдове-миллионерше, и первый бал с электрическим освещением был назначен у нее.

Роскошный дворец со множеством комнат и всевозможных уютных уголков сверкал разноцветными лампами. Только танцевальный зал был освещен ярким белым светом. Собралась вся прожигающая жизнь Москва, от дворянства до купечества.

Она была великолепна, но зато все московские щеголихи в бриллиантах при новом, электрическом свете танцевального зала показались скверно раскрашенными куклами: они привыкли к газовым рожкам и лампам. Красавица хозяйка дома была только одна с живым цветом лица.

Танцевали вплоть до ужина, который готовил сам знаменитый Мариус из "Эрмитажа".

При лиловом свете столовой мореного дуба все лица стали мертвыми, и гости старались искусственно вызвать румянец обильным возлиянием дорогих вин.

Как бы то ни было, а ужин был весел, шумен, пьян -- и... вдруг потухло электричество!

Минут через десять снова загорелось... Скандал! Кто под стол лезет... Кто из-под стола вылезает... Во всех позах осветило... А дамы!

До сих пор одна из них, -- рассказывал мне автор дневника и очевидец, -- она уж и тогда-то не молода была, теперь совсем старуха, я ей накладку каждое воскресенье делаю, -- каждый раз в своем блудуаре со смехом про этот вечер говорит... "Да уж забыть пора", -- как-то заметил я ей. "И што ты... Про хорошее лишний раз вспомнить приятно!".

Модные парикмахерские засверкали парижским шиком в шестидесятых, годах, когда после падения крепостного права помещики прожигали на все манеры полученные за землю и живых людей выкупные. Москва шиковала вовсю, и налезли парикмахеры-французы из Парижа, а за ними офранцузились и русские, и какой-нибудь цирюльник Елизар Баранов на Ямской не успел еще переменить вывески: "Цырюльня. Здесь ставят пиявки, отворяют кровь, стригут и бреют Баранов", а уж тоже козлиную бородку отпустил и тоже кричит, завивая приказчика из Ножевой линии:

Мальшик, шипси! Шевелись, дьявол!

И все довольны.

Еще задолго до этого времени первым блеснул парижский парикмахер Гивартовский на Моховой. За ним Глазов на Пречистенке, скоро разбогатевший от клиентов своего дворянского района Москвы. Он нажил десяток домов, почему и переулок назвали Глазовским.

Лучше же всех считался Агапов в Газетном переулке, рядом с церковью Успения. Ни раньше, ни после такого не было. Около дома его в дни больших балов не проехать по переулку: кареты в два ряда, два конных жандарма порядок блюдут и кучеров вызывают.

Церковь Успения Богоматери на Вражке в Газетном переулке (1881)

Агапов всем французам поперек горла встал: девять дамских самых первоклассных мастеров каждый день объезжали по пятнадцати -- двадцати домов. Клиенты Агапова были только родовитые дворяне, князья, графы.

В шестидесятых годах носили шиньоны, накладные косы и локоны, "презенты" из вьющихся волос.

Расцвет парикмахерского дела начался с восьмидесятых годов, когда пошли прически с фальшивыми волосами, передними накладками, затем "трансформатионы" из вьющихся волос кругом головы, -- все это из лучших, настоящих волос.

Тогда волосы шли русские, лучше принимавшие окраску, и самые дорогие -- французские. Денег не жалели. Добывать волосы ездили по деревням "резчики", которые скупали косы у крестьянок за ленты, платки, бусы, кольца, серьги и прочую копеечную дрянь.

Прически были разных стилей, самая модная: "Екатерина II" и "Людовики" XV и XVI.

После убийства Александра II, с марта 1881 года, все московское дворянство носило год траур и парикмахеры на них не работали. Барские прически стали носить только купчихи, для которых траура не было. Барских парикмахеров за это время съел траур. А с 1885 года французы окончательно стали добивать русских мастеров, особенно Теодор, вошедший в моду и широко развивший дело...

Но все-таки, как ни блестящи были французы, русские парикмахеры Агапов и Андреев (последний с 1880 года) занимали, как художники своего искусства, первые места. Андреев даже получил в Париже звание профессора куафюры, ряд наград и почетных дипломов.

Славился еще в Газетном переулке парикмахер Базиль. Так и думали все, что он был француз, на самом же деле это был почтенный москвич Василий Иванович Яковлев.

Модные парикмахеры тогда очень хорошо зарабатывали: таксы никакой не было.

Стригут и бреют и карманы греют! -- острили тогда про французских парикмахеров.

Конец этому положил Артемьев, открывший обширный мужской зал на Страстном бульваре и опубликовавший: "Бритье 10 копеек с одеколоном и вежеталем. На чай мастера не берут". И средняя публика переполняла его парикмахерскую, при которой он также открыл "депо пиявок".

Страстной монастырь (1890-1900)

До того времени было в Москве единственное "депо пиявок", более полвека помещавшееся в маленьком сереньком домике, приютившемся к стене Страстного монастыря. На окнах стояли на утеху гуляющих детей огромные аквариумы с пиявками разных размеров. Пиявки получались откуда-то с юга и в "депо" приобретались для больниц, фельдшеров и захолустных окраинных цирюлен, где еще парикмахеры ставили пиявки. "Депо" принадлежало Молодцовым, из семьи которых вышел известный тенор шестидесятых и семидесятых годов П. А. Молодцов, лучший Торопка того времени. В этой роли он удачно дебютировал в Большом театре, но ушел оттуда, поссорившись с чиновниками, и перешел в провинцию, где пользовался огромным успехом.

Отчего же ты, Петрушка, ушел из императорских театров да Москву на Тамбов сменял? -- спрашивали его друзья.

От пиявок! -- отвечал он.

Были великие искусники создавать дамские прически, но не менее великие искусники были и мужские парикмахеры. Особенным умением подстригать усы славился Липунцов на Большой Никитской, после него Лягин и тогда еще совсем молодой, его мастер, Николай Андреевич.

Лягина всегда посещали старые актеры, а Далматов называл его "мой друг".

В 1879 году мальчиком в Пензе при театральном парикмахере Шишкове был ученик, маленький Митя. Это был любимец пензенского антрепренера В. П. Далматова, который единственно ему позволял прикасаться к своим волосам и учил его гриму. Раз В. П. Далматов в свой бенефис поставил "Записки сумасшедшего" и приказал
Мите приготовить лысый парик. Тот принес на спектакль мокрый бычий пузырь и начал напяливать на выхоленную прическу Далматова... На крик актера в уборную сбежались артисты.

Вы великий артист, Василий Пантелеймонович, но позвольте и мне быть артистом своего дела! -- задрав голову на высокого В. П. Далматова, оправдывался мальчуган. -- Только примерьте!

В. П. Далматов наконец согласился -- и через несколько минут пузырь был напялен, кое-где подмазан, и глаза В. П. Далматова сияли от удовольствия: совершенно голый череп при его черных глазах и выразительном гриме производил сильное впечатление.

И сейчас еще работает в Москве восьмидесятилетний старик, чисто выбритый и бодрый.

Я все видел -- и горе и славу, но я всегда работал, работаю и теперь, насколько хватает сил, -- говорит он своим клиентам.

Я крепостной, Калужской губернии. Когда в 1861 году нам дали волю, я ушел в Москву -- дома есть было нечего; попал к земляку дворнику, который определил меня к цирюльнику Артемову, на Сретенке в доме Малюшина. Спал я на полу, одевался рваной шубенкой, полено в головах. Зимой в цирюльне было холодно. Стричься к нам ходил народ с Сухаревки. В пять часов утра хозяйка будила идти за водой на бассейн или на Сухаревку, или на Трубу. Зимой с ушатом на санках, а летом с ведрами на коромысле... Обувь -- старые хозяйские сапожишки. Поставишь самовар... Сапоги хозяину вычистишь. Из колодца воды мыть посуду принесешь с соседнего двора.

Хозяева вставали в семь часов пить чай. Оба злые. Хозяин чахоточный. Били чем попало и за все, -- все не так. Пороли розгами, привязавши к скамье. Раз после розог два месяца в больнице лежал -- загноилась спина... Раз выкинули зимой на улицу и дверь заперли. Три месяца в больнице в горячке лежал...

С десяти утра садился за работу -- делать парики, вшивая по одному волосу: в день был урок сделать в три пробора 30 полос. Один раз заснул за работой, прорвал пробор и жестоко был выдран. Был у нас мастер, пьяный тоже меня бил. Раз я его с хозяйской запиской водил в квартал, где его по этой записке выпороли. Тогда такие законы были -- пороть в полиции по записке хозяина. Девять лет я отбыл у него, получил звание подмастерья и поступил по контракту к Агапову на шесть лет мастером, а там открыл свою парикмахерскую, а потом в Париже получил звание профессора.

Это и был Иван Андреевич Андреев.

В 1888 и в 1900 годах он участвовал в Париже на конкурсе французских парикмахеров и получил за прически ряд наград и почетный диплом на звание действительного заслуженного профессора парикмахерского искусства.

В 1910 году он издал книгу с сотней иллюстраций, которые увековечили прически за последние полвека."

Описание презентации по отдельным слайдам:

1 слайд

Описание слайда:

2 слайд

Описание слайда:

Все кто интересуется модой, наверняка знают имена знаменитых кутюрье – творцов «Высокой моды» как прошлого, так и настоящего, например, Кристиана Диора, Пьера Кардена, Нину Ричи, Габриэль Шанель, Ив Сен Лорана и др. Многие неизвестные имена стали нам известны благодаря хлынувшим потокам парфюмерии и косметики. В последнее время россияне узнали не только имена кутюрье, но и парикмахеров-модельеров, слава которых гремела по всему миру. Изобретатели новых модных, современных стрижек, завивки, укладки, средств для волос (шампуни, муссы, гели, помада) прочно вошли в нашу жизнь. Благодаря модным журналам, журналу «Долорес» парикмахерское искусство, появилась возможность познакомиться с уникальным искусством причёски. Судьба многих творцов причёсок сложна; труд, постоянные поиски, постоянное повышение своего мастерства и развитие вкуса – вот то общее, что объединяет парикмахеров, мастеров по причёскам прошлого с современными модельерами-парикмахерами.

3 слайд

Описание слайда:

Парикмахер Иван Андреевич Андреев. «Красота женщин всецело зависит от изящества причёски». Талантливый парикмахер, прожил долгую жизнь. Встречавшие его люди видели бодрого, несмотря на преклонный возраст, опрятно одетого и чисто выбритого, подтянутого человека. Парикмахеру было… восемьдесят лет! Секрет долголетия, возможно заключался в том, что всю свою нелёгкую жизнь И.А. Андреев посвятил парикмахерскому искусству.

4 слайд

Описание слайда:

И.А. Андреев родился в семье крепостного крестьянина в Калужской губернии. После отмены крепостного права в 1861г. и получения вольной Андреев уехал из деревни в Москву. Земляк дворник определил юношу учеником к цирюльнику Артёмову, цирюльня которого находилась на Стретенке. Первые годы жизни в Москве у хозяина напоминали мытарства. Цирюльник Артёмов был злым и своенравным человеком, приступы ярости охватывали его при малейшем непослушании работников. Жизнь в заведении Артёмова начиналась в пять часов утра. Хозяйка заставляла исполнять работы по дому: носить воду, убирать помещение, мыть посуду, чистить одежду и сапоги как хозяину, так и другим мастерам. Приходилось колоть и носить дрова, топить печи, так как в помещении было очень холодно. За малейшую провинность жестоко наказывали. В 10 часов мастера садились за постижёрные работы: мыли и расчёсывали волосы, делали «накладные» косы, парики, вошедшие в моду шиньоны.

5 слайд

Описание слайда:

Всем ученикам хозяин ежедневно давал задание и строго контролировал его выполнение. Работа требовала хорошего зрения, усидчивости и терпения. Бывали случаи, что уставший ученик засыпал за работой, тогда его ждали розги. В цирюльне работало насколько мастеров, которые не только стригли и причёсывали клиентов, но и вырывали зубы, ставили пиявки, пускали кровь. Частенько бедному Ванюше доставались подзатыльники и оплеухи от мастеров, считавших, что он недостаточно внимательно исполняет их поручения. В таких условиях прошло девять лет, после чего Иван Андреев получил звание подмастерья и перешёл к другому цирюльнику – Агапову. Было заключено соглашение, по которому подмастерье Иван Андреев обязывался выполнять поручаемые мастером работы по причёске, стрижке, бритью в течении шести лет. Шли годы, молодой парикмахер Иван Андреев совершенствовал своё мастерство, накопленные деньги позволили ему открыть в 1879 году свою парикмахерскую, а позднее магазин.

6 слайд

Описание слайда:

Его заведение очень отличалось от цирюльни, в которой он работал в юности. Парикмахерская на Кузнецком мосту была оборудована по европейскому образцу. В чистых светлых просторных залах, обставленных стеклянными витринами, были размещены образцы модных дамских причёсок и всевозможных аксессуаров к ним, а также всевозможные косметические и парфюмерные изделия. В каждом зале парикмахеры проводили только одну операцию с волосами: мыли, просушивали, завивали, красили. Специалисты – массажисты массировали голову, используя бальзамы, подлечивали (питали) волосы. Кроме парикмахерских работ были помещения со специальным оборудованием для массажа лица и тела, маникюра и педикюра. Мастер часто любил повторять, что он не жалеет денег на то, чтобы посетителям было удобно и приятно. К своим работникам И.А. Андреев относился с уважением. Взяв многих из них в ученики, он старался привить им любовь к парикмахерскому искусству, передавая без утайки накопленный опыт.

7 слайд

Описание слайда:

Андреев со всеми был справедлив и честен, его деликатность поражала многих. Многие ученики, пройдя годы ученичества, оставались долгие годы работать в парикмахерской Андреева, становясь его помощниками и единомышленниками. Несмотря на то, что сам Андреев вышел из крепостных, он обладал тягой к знаниям. Ежегодно, будучи владельцем парикмахерской и магазина, он ездил в Европу, знакомиться с самыми модными образцами причёсок, аксессуаров (гребней, шпилек, заколок), с интересом осваивал современные методы работы с волосами, изучали инструмент, косметические средства. Долгие годы являясь мастером-парикмахером и большим знатоком парикмахерского искусства, И.А. Андреев сам неоднократно принимал участие в российских и европейских конкурсах, получая высокие награды. Единственная высшая награда – Большая серебряная медаль досталась Андрееву в 1885г. За участие во всероссийской выставке.

8 слайд

Описание слайда:

Обладая высоким вкусом, чувством гармонии, Андреев произвёл фурор не только среди присутствовавшей модной публики, но и удивил опытных профессоров парикмахерского искусства. Это было в Париже в 1888г., Когда Андреев вне конкурса выполнил три причёски непосредственно в присутствии знатоков – французских профессоров. Труд и врождённый талант Андреева были увенчаны очень высокой наградой, ему вручили бриллиантовые академические Пальмы.

9 слайд

Описание слайда:

10 слайд

Описание слайда:

Но за этой наградой последовали следующие, не менее почётные. Высокой оценки были удостоены работы И.А. Андреева в 1900г. на проходившей в Париже Всемирной выставке. В конкурсе приняли участие около пятидесяти человек, которые отличались высоким профессионализмом, обладали чувством стиля и гармонии. Но несмотря на это, победа досталась Андрееву, ему вручили награды «За искусство»: Золотой крест и Диплом, подтверждающий звание действительного заслуженного профессора парикмахерского искусства. Первую награду Андрееву принесла выполненная им причёска в стиле короля Людовика XVI. Причёска в стиле короля Людовика XV принесла мастеру вторую высокую награду – Большую золотую медаль, а причёска «Фантази» была награждена Большой серебряной медалью. Чистота линий, красота завивки и укладк5и волос, женственность дамских причёсок отличали работы Андреева. В честь высокого мастерства победителя Андреева был устроен бал и праздник для зрителей.

11 слайд

Описание слайда:

12 слайд

Описание слайда:

Обычно по традиции победителя конкурса сажали на «золотой стул», но тут восхищённые парижане пронесли российского маэстро на «золотом стуле» несколько раз вокруг Монмарта, бросая во время церемонии цветы. Писатель В.А. Гиляровский, знаток московской старины, писал: «Но всё-таки, как ни блестящи были французы, русские парикмахеры Агапов и Андреев занимали как художники своего искусства первые места…» после этого события Андреев стал признанным профессором парикмахерского искусства, его приглашали в жюри, экспертом на на выставки, конкурсы, показы причёсок. Он побывал во многих столицах Европы: Вене, Лондоне, Будапеште. В 1909-1912гг. И.А. Андреев выпустил книгу своих воспоминаний, Альбом-каталог причёсок, которые были удостоены высоких наград.

13 слайд

Описание слайда:

Развитию современного парикмахерского искусства во многом способствовала фирма «Велла – Долорес», Союз парикмахеров России, Ассоциация парикмахерского искусства России. Благодаря энтузиастам стали проводить праздники парикмахерского искусства. Фестиваль красоты «Интершарм» первый раз прошёл в 1993г. Начало было положено Центром красоты «Велла – Долорес». В Москве систематически проходят чемпионаты России по парикмахерскому искусству. Российские мастера принимают участие не только в конкурсах в нашей стране, но и успешно демонстрируют своё мастерство за рубежом.

14 слайд

Описание слайда:

Систематически проходит обучение парикмахеров-модельеров с целью повышения квалификации. При подготовке к зарубежным конкурсам нашу команду тренируют самые опытные специалисты. В мире моды причёсок наши мастера зарекомендовали себя как профессионалы высокого класса. Имена Сергея Зверева, Ирины Барановой, Марины Высканян, Николая Хорьковского и многих других вписаны в историю развития отечественного парикмахерского искусства.

15 слайд

Описание слайда:

16 слайд

Описание слайда:

17 слайд

Описание слайда:

18 слайд

Описание слайда:

Во многом становлению парикмахерского дела в России мы обязаны энергии и деловым качествам Долорес Кондрашовой. В прошлом парикмахер-модельер, победитель конкурсов и соревнований, она, благодаря таланту и умению работать с людьми, стала главным тренером сборной команды страны. Д.Г. Кондрашова является председателем редакционного совета журнала «Долорес» (причёски, декоративная косметика). На фестивале «Мир красоты-98» президенту союза парикмахеров и косметологов России Долорес Кондрашовой был вручён «Большой Рыцарский крест Командора». Это сделал по поручению французского правительства Пьер Сессари – президент Международной конфедерации парикмахеров. Эту уникальную награду получают люди искусства, которые зарекомендовали себя не только как специалисты высочайшего класса, но и внесшие большой вклад в развитие искусства. Д.Г. Кондрашова первая стала президентом регионального отделения Международной конфедерации парикмахеров по Восточной Европе.

19 слайд

Описание слайда:

Просмотров